Бризы Атлантики целовали руки горящие на штурвале
Мягкое и шуршащее...
Как там его? Лоохи?
Теххи как настоящая
Тает, тает на вдохе...
Макс как-то странно двойственнен -
Даже смеется как плачет.
Где уж ему до спокойствия!
Все же волнуется, значит.
Белое облачко спрячется
В белой стене тумана...
Кошкам вообще не плачется,
Хоть это людям и странно.
Макс отойдет к качелям,
Спрячет лицо свое в руки.
Вздрагивая потерянно
В лоно войдет разлуки.
Мягко мурча под ноги лечь...
Но, ах увы, не кошка.
Волосы в хвост убирает с плеч,
Смотрит в свои ладошки.
Нет, не жалеет. Жалеть зачем?
Женщиной быть приятно.
Но как утешить его и чем? -
Трише пока непонятно.
Как там его? Лоохи?
Теххи как настоящая
Тает, тает на вдохе...
Макс как-то странно двойственнен -
Даже смеется как плачет.
Где уж ему до спокойствия!
Все же волнуется, значит.
Белое облачко спрячется
В белой стене тумана...
Кошкам вообще не плачется,
Хоть это людям и странно.
Макс отойдет к качелям,
Спрячет лицо свое в руки.
Вздрагивая потерянно
В лоно войдет разлуки.
Мягко мурча под ноги лечь...
Но, ах увы, не кошка.
Волосы в хвост убирает с плеч,
Смотрит в свои ладошки.
Нет, не жалеет. Жалеть зачем?
Женщиной быть приятно.
Но как утешить его и чем? -
Трише пока непонятно.
hohengron,